6 — Е ЯНВАРЯ ВЪ ДЕРЕВНЕ

(Къ рисунку С. Шамоты.)

Прншлось мне несколько летъ тому назадъ по деламъ побывать у себя въ Имении, въ одной изъ дальнихъ губерший. Приехалъ я накануне Крещения и тотчасъ же послалъ за своимъ конторщикомъ. Василий Дмитриевнчъ Брылкинъ (такъ звали его) не замедлилъ приходомъ. Старикъ онъ былъ весьма почтенный, въ деле акуратный, трезвый и до крайности придерживался всякихъ обычаевъ, вкоренившихся у насъ на Руси. Покончивъ съ делами, я предлолжилъ ему стаканъ чаю.

Брылкинъ разговорился и, между прочимъ, сказалъ: — А со мною то, Александръ Петровичъ, грехъ какой на святкахъ случился.

— Какой грехъ?

— Да какъ же—наряжался, беса тешилъ. Тутъ у управляющаго вечеринка была и меня, старика, захороводили. Ну, да вотъ завтра на Иордани въ проруби искупаюсь—оно грехъ-то какъ рукою сниметъ.

— Опомнитесь, Василий Дмитриевнчъ,—сказалъ я, — какое можетъ быть купанье въ проруби въ ваши лета и въ 20-ти-градусный морозъ?

— Нетъ ужь, Александръ Петровичъ, извините, хоть и не слъдъ мне спорить съ вами, а ужъ насчетъ этого… еще не было примера, чтобъ после иорданскаго купанья человекъ захворалъ.

Не смотря на все мои увещания, старикъ остался при своемъ и вскоре ушелъ.

Наступило Крещение.

После обедни направился я къ протекавшей подъ горою реке. Туда уже сбежался народъ. Лучи солнца, игравшие на церковномъ куполе, озаряли эту, охваченную праздничнымъ настроениемъ толпу и оживляли зимнюю, однообразную картину. Впереди всехъ былъ Василий Дмитриевнчъ. Добежавъ до проруби, онъ сбросилъ съ себя платье, окунулся три раза и, какъ ни въ чемъ ни бывало, выскочилъ изъ воды. За нимъ въ воду стали бросаться крестьяне… Слова конторщика оправдались: онъ живъ до сихъ поръ н купанье въ иордани обошлось ему благополучно.