6 іюня 1828 года Грибоѣдовъ навсегда распростился съ Петербургомъ, а 12 іюня и съ Москвой. Онъ ѣхалъ, озабоченпый цѣлымъ рядомъ вопросовъ о дѣлѣ, возникавшемъ изъ его новаго положенія. Ратификація тяжкаго для Персовъ і договора, дѣйствія компсіи, опредѣляюшей новыя наши границы съ Персіей, заботы о полученіи оставшейся і пеуплаченной контрибуціи, хлопоты за , Армянъ, переселившихся десятками тысячъ въ Россію, за русскихъ плѣнныхъ,

, которыхъ прятали правительство и частныя лица въ Персіи, чтобы не получить , убытка, вѣчная отчетность въ каждомъ , шагѣ передъ министерствомъ, — все это , тревожило его какъ нельзя болѣе и вставало передъ нимъ одно за другимъ самымъ , неотступнымъ образомъ, требуй разрешения

Пріѣхавь среди этихъ заботь на Кавказъ (6 іюля), Грибоѣдовъ навѣстилъ прежде всего П. Н. Ахвердову, стараго своего друга, жившую въ прекрасномъ домѣ своемъ въ Тифлисѣ, часть котораго за>нимала семья кн. А. Г. Чавчавадзе, находившагося въ то время въ походѣ. «Это было 16-го (іюля),—разсказываетъ въ письмѣ Булгарину Грибоѣдовъ. Въ этотъ  день я обѣдалъ у старой моей пріятельницы (Ахвердовои), за столомъ сидѣлъ противъ Нины Чавчавадзевой (второй томъ Леночки), все на все глядѣлъ, задумался, сердце забилось. Не знаю, безпокойство ля , другого рода, по службѣ, теперь необыкнно важной, или что другое придало мнѣ рѣшительность необычайвую. Выходя изъ-за стола, я взялъ ее за руку и сказалъ ей: «Ѵенвх аѵес шоі, і’аі quel сhose а ѵus dire. Она меня послушалась, какъ и всогда: вѣрно думала, что я ее усажу за фортепьяно. Вышло не то: домъ ея матеря возлѣ, мы туда уклонились, взошли въ >комнату, щеки у мевя разгорѣлись, дыханіе занялось. Я не помню, что я началъ ей бормотать, и все живѣе и живѣе; она заплакала, засмѣялась, я поцѣловалъ ее, потомъ къ матушкѣ ея, къ бабушкѣ, къ ея второй матери, Праск. Ник. Ахвсрдовой, насъ благословили…» Женитьба задержала Грибоѣдова на Кавказѣ. Только 9 сентября выѣхалъ опъ сь молоденькой женой (ей еще не было 16 лѣтъ) въ Тавризъ, куда прибылъ 6 октября.

Останинъ жену въ интересномъ положеніи на попеченіи супруги англійскаго посланнка полковника Макдональда, Грибоѣдовъ покинулъ Тавризъ 9 декабря въ сопровожденіи секретарей Мальцева Аделупга, врача мисіи Мальмберга, переводчика мирзы Неримана, 16 кубанскихъ казаковъ и до 30 человѣкъ прислуги, бывшей потъ присмотромъ Армянина Кѵллеиъбега. Черезъ три недѣли посланикъ се встрѣтившимъ его подъ Тегераномъ военнымъ конвоемъ и почтеннѣйшими жителями съ высшими сановниками во главѣ въѣзжалъ въ Тегеранъ, гдѣ около воротъ шаха Абдѵлъ-Азима ему былъ отведенъ домъ умершаго Магомедь-хана Зебуръ-экчи-Баши.

Первое торжественное представленіе шаху, на которомъ посланникъ вручилъ свои вѣрительныя грамоты и первыя двѣ недѣли прошли благополучно. Шахъ и его вельможи милостиво приняли Грибоѣдова и устраивали въ честь его праздпества. Но и тогда опытный глазъ замѣтилъ неудовольствіе шаха, утомившагося часовой аудіенціей, во время которой посланникъ сидѣлъ передъ шахомъ; бросалось въ глаза упорное нежеланіе нѣкоторыхъ близкихъ шаху лицъ принять Грибоѣдова и сдѣлать ему визитъ, а также поведеніе самого шаха, прекратившаго аудіенцію съ полномочнымъ министромъ Россіи словомъ «мураххасъ»*, которое Грибоѣдовъ признавалъ неприличнымъ, и на что напрасно жаловался персидскому министру иностранныхъ дѣлъ. Было подозрительно и отсутствіе Англичанъ въ Тегеранѣ въ такой моментъ, когда представленіе русскаго посланика. Обѣщавшее новое направленіе нашихъ отношеній съ Персіей въ ущербъ Англіи, не могло не безпокоить нашихъ соперниковъ въ Персіи. Когда же вопросъ коснулся выполненія трактата о русско-подданныхъ плѣнныхъ, мѣсто укрывательства которыхъ удавалось обнаруживать посланиику только самымъ случайнымъ образомъ, то отношенія между нашей мнсіей и правительствомъ шаха стали явно портиться сь каждымъ днемъ.

Смерть Грибоѣдова

Статья 13-я Туркманчайскаго трактата о военно-плѣнныхъ и русско-подданныхъ давала неограниченное право посланнику, какъ представителю русскаго правительства, при обнаруженіи какого-либо русеко-поддаинаго или русской-поддаипой (а такихъ, послѣ присоединенія армянской области—Эриванской губерніи— оказывалось очень большое число въ рукахъ Персовъ), возстанавливать ихъ право вернуться на роднну, и персидское правительство обязано было оказывать полное тому содѣйствіе. На основаніи этой статьи Армяне десятками тысячъ уже переселились въ предѣлы новой, расширенной Туркмаичайскнмъ трактатомъ, Россія, и Грибоѣдову не было ни днемъ, ни ночью покоя отъ хлопотъ за ихъ имущество, оставшееся почему-либо въ Персіи. По ходатайству Грпбоѣдова, ему Высочайше было предоставлено поручить одному изъ старыхъ русскихъ подданныхъ явиться покупателемъ всѣхъ оставшихся въ Персіи имѣній бывшихъ персидскихъ подданныхъ, съ цѣлью заставить до истеченія условленнаго пятилѣтнего срока правительство и Персовъ скупитъ означенныя имѣнія.

Армяне не отставали отъ посланника и во время его поѣздки въ Тегеранъ. Помимо прислуги, съ посланникомъ шло н такихъ армянскихъ и грузинскихъ добровольцевъ, которые направлялись въ столицу только для того, чтобы разыскать своихъ родственниковъ, убѣдить ихъ, если это было нужно, что имъ будетъ лучше подъ русской державой, освободить ихъ при помощи посланника, который тѣмъ энергичнѣе отстаивалъ нхъ интересы, что Армяпе были повые русско — подданные и имъ нужно было внушить полное къ себѣ довѣріе. Такимъ образомъ Грибоѣдовъ долженъ былъ выступить на защиту права вернуться па родину двухъ н, оказавшихся во власти личнаго врага его, Алаяръ-хана. Рѣшившія вернуться въ Эривань дѣвушки были взяты впредь до возвращенія на родину въ посольство. И именно по поводу ихъ, какъ передаетъ армянскій историкъ, явился къ посланнику для переговоровъ Мирза-Якубъ, также эриванецъ, евнухъ, служившій въ гаремѣ шаха, достигшій тамъ почетнаго положенія, какъ казначей и главный хранитель сокровищъ гарема. Убѣдившись изъ бесѣды съ посланникомъ, что и онъ. Мирза-Якубъ, имѣетъ право вернуться па родину и сбросить надоѣвшій ему исламъ, онъ сталъ просить посланника, чтобы онъ принялъ его подъ свое покровительство. Но Грибоѣдовъ, желая дать ему время обдумать свой поступокъ, сослался па ночпоо время и сказалъ ему, чтобы онъ явился днемъ. Мирза-Якубъ на другой же день съ частью своихъ пожитковъ переселился въ домъ нашей мисіи. Посланникъ еще наканунѣ переселенія Якуба имѣлъ прощалъную аудіенцію у шаха, и день отъѣзда въ Тавризъ былъ рѣшенъ, но, въ виду прямого отношенія новаго русско-подданнаго къ главѣ персидскаго государства, посланникъ на другой же день испросилъ частную аудіенцію у шаха для выясненія вновь возникшаго инцидента съ Мнрзой-Якубомъ. Аудіенція эта не привела къ Добру. Шахъ, видимо, былъ до крайности озлобленъ противъ дѣйствій русскаго посланника, и рѣшился сначала па законномъ
основаніи не отдавать своего евнуха, который могъ выдать тайны его гарема и, главное, сообщить точныя свѣдѣнія о казнѣ шаха, которую онъ всячески оберегалъ отъ платежа Россіи слѣдуемой ей контрибуціи, взваливая эту обязанность на виновника войны—Аббасъ-Мирзу.