Но на дѣлѣ служебная работа затянула Грибоѣдова. Правда, онъ чувствовал себя далеко не сладко возлѣ строптивого, избалованнаго генерала и »отличнейшаго человѣка во всемъ, кромѣ обращенія, на тяжесть котораго жаловались  всѣ». Но ему удавалось вліять на рѣшенія генерала и тѣмъ направлять ходъ военныхъ событій. Во многихъ сраженіяхъ Грибоѣдовъ находился на полѣ военныхъ дѣйствій, и Паскевичъ писалъ матери его: „Нашъ слѣпой (Грибоѣдовъ былъ очень близорукъ) совсѣмъ меня не слушается: разъѣзжаетъ себѣ подъ пулями, да и только». Послѣ взятія Аббасъ-Абада, движеніе къ которому произведено по совѣту Грибоѣдова, Персы пытались войти въ соглашеніе съ Паскевичемъ и заключить миръ. Для переговоровъ и выработки условій мира былъ командированъ къ наслѣдному принцу Аббасъ-Мирзѣ Грибоѣдовъ. Условія эти, выработанныя по соглашенію съ Паскевичемъ. были настолько тягостны для Персовъ, что они ихъ но приияли. По Грибоѣдовъ, какъ бывшій военный, успѣлъ ознакомиться съ расположеніемъ ихъ войскъ и опредѣлить хотя приблизительно ихъ количество. Убѣдившись, что Персіяне пойдутъ на наши условія лишь послѣ взятія Эривани вооруженной рукой, и узнавъ о состояніи этой крѣпости, онъ сталъ увѣрять нерѣшавшагося на окончательныя дѣйствія Паскевича въ несомнѣнномъ успѣхѣ предпріятія. И дѣйствительно, Сардарабадъ былъ взять въ четыре дня, а затѣмъ и Эривань въ теченіе шести. Персы были разбиты на голову и пошли на всевозможныя уступки, пуская лишь въ ходъ всевозможныя хитрости, проволочки и коварство, которыя такъ хорошо разгадывалъ Грибоѣдовъ н обличалъ передъ главнокомандующимъ. Миръ въ Туркманчаѣ, подписанный Паскевичемъ и Аббасомъ-Мирзой въ ночь съ 9 на Ю-е февраля 1828 года, былъ выработанъ и обдуманъ Грибоѣдовымъ. Онъ легъ потомъ въ основаніе Туркхаичайскаго трактата, ратификованнаго главами воюющихъ сторонъ и до настоящаго времени дѣйствующаго въ сношеніяхъ нашихъ съ Персидскимъ государствомъ. Донесеніе о давно желанномъ въ Петербургѣ мирѣ было поручено Паскевичемъ отвезти въ Петербургъ къ государю А. С. Грибоѣдову Во всеподданнѣйшемъ рапортѣ отъ 11 февраля 1828 г. Паскевичъ писалъ государю: «Я осмѣливаюсь рекомендовать его (Грибоѣдова), какъ человѣка, который былъ для меня по политическимъ дѣламъ весьма полезенъ. Ему обязанъ я мыслью не приступать къ заключенію трактата прежде полученія впередъ части денегъ, и послѣдствія доказали, что безъ сего долго бы мы недостигли въ дѣлѣ семъ желаемаго успѣха”. Нужно замѣтить, что контрибуція, о которой писалъ Паскевичъ, была наложена на Персію въ суммѣ 10 куруровъ (20 миліоновъ рублей серебромъ, а на ходячую русскую монету 70 миліоновъ) и что „часть денегъ”, на уплатѣ которой до заключенія трактата настаивалъ Грибоѣдовъ, равнялась 5 курурамъ, т. е. больше половины всѣхъ денегъ. 14 марта 1828 года Грибоѣдовъ прибылъ въ полдень въ Петербургъ и въ тотъ же день вечеромъ былъ принятъ государемъ нетерпѣливо ожидавшимъ извѣстія’ о мирѣ съ Персіей. Вѣстникъ мира былъ поздравленъ самимъ государемъ чиномъ статскаго совѣтника и награжденъ орденомъ св. Анны 2 ст., съ алмазами, и деньгами (4,000 червонныхъ).

Желаніе матери Грибоѣдова исполнялось: ея сынъ былъ окончательно реабилитированъ въ глазахъ всѣтъ милостями самого государя. Самъ Грибоѣдовъ не переставалъ, однако, думать о другой дѣятельности, которая могла дать глубокое внутреннее удовлетвореніе его творческому генію. Черезъ всю переписку его, съ момента отъѣзда его на Кавказъ, во время самой напряженной работы, проходить красной нитью неотступное желаніе бросить службу, спастись отъ ссылки на Востокъ во что бы то ни стало. Объ этомъ онъ пишетъ всѣмъ: и Бѣгичеву, и Булгарину, и Ахвердовой, и Амбургеру, и Жапдру съ В. С. Миклашевнчъ, а впослѣдствіи и женѣ. Объ этомъ онъ не перестаетъ мечтать и въ Петербургѣ, особенно когда онъ сразу окунулся въ близкую ему литературную среду. Въ одной гостиницѣ съ нимъ, гдѣ онъ остановился (ѵ Демута, на Конюшенной), жилъ А. С. Пушкинъ, съ которымъ онъ близко сошелся и показывался въ литературныхъ кругахъ. И. А. Крыловъ, Гречъ, кп. В. О. Одоевскій. П. П. Сшшьинъ, и. И. Глипка, А. А. Жапдръ дѣлили его общество и остроумпую бесѣду. Это одинъ изъ самыхъ умныхъ людей въ Россіи»,—говорилъ про него Пушкинъ. Но недолго пришлось Грибоѣдову оставаться на волѣ, въ родной атмосферѣ Петербурга. Его ожидало дѣло, которое пасильно навязалось ему на шею и которое такъ и не удалось ему сбросить до самой смерти.

Первый чрезвычайный посланникъ и полномочный министръ нашъ въ Персіи.

Назначеніе Грибоѣдова полномочнымъ министромъ въ Персію произошло благодаря его собственному плану, выраженному въ бесѣдѣ съ руководителемъ пашей иностранной политикой. Грибоѣдовъ на предложеніе ѣхать въ Персію повѣреннымъ въ дѣлахъ отвѣтилъ министру, что намъ въ Персіи необходимо учредить мисію съ полномочнымъ министромъ во главѣ, чтобы ни шагу не уступать англійскому посланнику. Англія въ то время только одна изъ европейскихъ державъ имѣла представителя въ Персія, и только ея интересы сталкивались съ нашими.

Министръ улыбнулся, — разсказываетъ самъ А. С. Грибоѣдовъ Бѣгичеву,—и замолчалъ, полагая, что я по честолюбію желаю имѣть титулъ посланника. А я подумалъ, что туча прошла мимо и назначатъ кого-нибудь чиновнѣе меня, но черезъ нѣсколько дней министръ присылаетъ за мной и объявляетъ, что я по Высочайшей волѣ назначенъ полномочнымъ министромъ. Дѣлать было нечего. Отказаться отъ этого подъ какимъ-нибудь предлогомъ, послѣ всѣхъ милостей царскихъ, было бы съ моей стороны самой черной неблагодарностью. Да н самое назначеніе мое посланникомъ въ моемъ чинѣ я долженъ считать за милость…»

Любопытно, что Грибоѣдовъ сразу понялъ, какой опасности подвергаетъ онъ свою жизпь по возвращеніи въ Персію, и чего, повидимому, совершенно не приняло въ расчетъ наше министерство прп назначеніи. Пріѣхавъ отъ министра къ Жандру поздно вечеромъ, онъ разбудилъ стараго друга и литературнаго товарища и сказалъ: Прощай, другъ Андрей! Я пазначенъ полномочнымъ министромъ въ Персію, и мы болѣе не увидимся… Насъ тамъ непремѣнно всѣхъ перерѣжутъ… Алаяръ-ханъ мой личный врагъ. Не подаритъ онъ миѣ Туркманчайскаго трактата». Объ этомъ же онъ говорилъ потомъ чуть не всѣмъ своимъ знакомымъ. Въ самомъ дѣлѣ, статьи Туркманчайскаго трактата налагали на Персовъ много в матеріальныхъ и нравственныхъ тяготъ. Статья о плѣнныхъ русско-подданныхъ давала право возврата ихъ въ Россію безъ всякаго вознагражденія частнымъ лицамъ, у которыхъ они могли оказаться. Контрибуція ложилась тяжелымъ бременемъ на шахскую казну и, конечно, на народъ, изъ котораго шагъ и его сардары должны были выколачивать усиленныя подати. Безъ всякаго наказанія должны были остаться въ Персіи тѣ персидскіе подданные, которые во время войны оказали услуги Россія. Требованія дѣйствительнаго исполненія этихъ условій трактата не могли не встрѣтить противодѣйствія со сторопы персидскаго правительства, отъ кого бы они пи исходили. Но они вдвое были тягостнѣе въ устахъ главнаго автора ненавистнаго и унизительнаго трактата.