Конец жизни Суворина был омрачён болезнью и одиночеством. К старости усилились мнительность и суеверие. Он долго не соглашался переехать в новый дом, боясь, что этот «переезд может быть для него роковым». Секретарь Суворина, актёр Борис Глаголин, пересказал сон, который Суворин видел в день своего юбилея: «четверть века человек лежит в гробу и не может умереть». В том же 1909 году берлинский онколог Френкель нашёл у Суворина рак горла. Несмотря на заграничное лечение, болезнь прогрессировала. После второй операции Суворин лишился голоса. Последние месяцы жизни он общался с родными и близкими при помощи карандаша и бумаги. Похоронен Суворин на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
Библиофильство Суворина отмечалось всеми знавшими его людьми. В день открытия и освящения своего книжного магазина на Невском проспекте А.С. Суворин высказал ставший известным афоризм: «Если книга обязана появлением своим человеку, то человечество обязано процветанием своим книге». Своё книжное собрание он создавал более 50 лет. Собрание это очень отчётливо отражает не только интересы, но и потребности владельца. Его библиотека располагалась рядом с рабочим кабинетом – или, насколько можно судить по описаниям, плавно перетекала в него.

В доме № 13 в Эртелевом переулке (ныне улица Чехова) располагалась суворинская типография. До 1898 года ею управлял Пётр Коломнин, брат зятя издателя. При его участии даже открылась школа типографского ученичества. Привлечение к работе руководителя столь высокого уровня — ещё одна организаторская удача Суворина

«Отнесут тебя на кладбище, возвратятся домой и станут чай пить и говорить лицемерные речи. Очень противно об этом думать». Алексей Суворин умер в августе 1912 года в возрасте 78 лет. Похоронен он в Петербурге на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

«Несколько раз… я бывал в знаменитом Суворинском кабинете в Эртелевом переулке. Я поражался не только обилию книг в книжных шкафах, не только ворохам корректур, но и той совершенно исключительной прожорливости, с какой он всё это проглатывал глазами, мозгом, кровью сердца, — сказал однажды Гиляровский».

А вот поэтическое, но точное описание Розанова: «Проходишь из большой передней в темноватый проход между спальней и библиотекой. Библиотека – огромная комната, с огромным столом посередине, на котором лежат книги и «так» и корешком кверху: и около них что-то копошится маленькая, почти крошечная старушка, N., — сестра сотрудника Богачева… Она «убирает» библиотеку Алексея Сергеевича, распределяет по классификации и составляет каталог. Библиотека – великолепна. И огромна, и интересна, — по изданиям, по предметам… Идёшь, и входишь в полусветлую (сзади) комнату… Против дверей сейчас же огромный стол с новинками книг и журналов. Сколько раз скажешь, чем-нибудь заинтересовавшись:
— Алексей Сергеевич, я возьму эту книгу (т. е. в собственность).
— Возьмите, батюшка.

Отсюда (из прохода – налево) кабинет, передняя стена которого заменена одним огромным стеклом. Всё-таки от множества книг и вещей в кабинете – в нём полутемно, вернее – недостаточно светло… Множество столиков – всё заставлено чем-то, в большинстве книгами. Книг – множество, они везде – часть громадные фолианты… Огромные портреты – его первой жены, умершей дочери (Коломниной), Шекспира, Пушкина, Тургенева и Толстого… Слева, на половине длины кабинета – всегда пылающий камин. А вон, дальше, и он.
Всегда я его помню собственно в единственной позе: спина колесом и он
внимательно ушёл «в стол»… читает или (несколько реже) пишет».

В журнале «Библиофил» отмечается, что «А.С. Суворин оказывал широкое гостеприимство всем лицам, которым необходимо было сделать справку в том или другом издании, имеющемся в его библиотеке». Другой посетитель восторженно отмечает, что книги «всюду, кроме потолка». Следует отметить и другую характерную особенность суворинского дома вообще и его хозяина в частности: дни приёмов здесь было трудно отделить от случайных визитов, рабочие часы – от отдыха. Визитёры являлись в любое время. Да и сам Суворин, насколько можно судить, засиживался в кабинете допоздна. В.М. Грибовский, вспоминая свою первую встречу с издателем, удивляется назначенному для него странному приёмному часу – около полуночи. «Меня ввели в громадную комнату, ярко освещённую электричеством. Мельком я заметил ряды заставленных книгами полок или книжных шкапов по стенам, различные предметы искусства… Внимание моё было устремлено на то место, где у стола, заваленного книгами, газетами, глубоко опустившись в кресло, сидел и делал какие-то заметки на лоскутке бумаги создатель и руководитель влиятельнейшей русской газеты».

Все эти описания дают впечатление рабочего беспорядка, интеллектуальной проходной, в которой не переводятся привлечённые щедростью и обаянием хозяина именитые гости.

В.Е. Кельнер, анализируя книги Суворина, осевшие в фондах РНБ, предполагает, что впервые с книгой как с объектом коллекционирования Суворин столкнулся ещё в молодости, когда предводитель дворянства Бобровского уезда Воронежской губернии В.Я. Тулинов поручил ему составить каталог своей библиотеки. Долгое время собирательство Суворина носило случайный характер. Серьёзный подход к созданию библиотеки совпадает с укреплением материального положения Суворина. Основу его библиотеки составили 200 томов редких книг, приобретённых у букиниста Екшурского. Позднее он приобрёл часть книг из личной библиотеки Н.С. Лескова, после его смерти распроданных наследниками. Свои экземпляры Суворин снабдил специальной надписью о принадлежности их ранее Н.С. Лескову. Им была куплена и часть библиотеки князя Воронцова. Сотнями измеряется количество книг, полученных им в дар от разных писателей. Этим объясняется большое количество автографов на титульных листах принадлежащих ему изданий.

Суворин любил книги не только за содержание, но и за их внешний вид – переплёты, шрифты, виньетки. Многие книги из его библиотеки имеют роскошные обложки, которые делались в лучших переплётных мастерских того времени. Для русских переплётов характерен суперэкслибрис в виде монограммы «А.С.», для иностранной части – похожий суперэкслибрис «A.S.». Небольшая часть книг без специальных переплётов снабжена экслибрисом «Из библиотеки Алексея Сергеевича Суворина». Реже встречаются маленькие наклейки с указанием шкафа и полки или владельческие надписи.

Специфической чертой суворинской библиотеки являются конволюты – тематически сгруппированные под одним
переплётом книги и статьи, посвящённые какому-нибудь вопросу. Ярким примеров служит так называемая «театральная часть» библиотеки Суворина: толстые тома, вмещающие пьесы разного вида и размера. Собирал Суворин конволюты и при формировании коллекции вольной печати.

В целом, библиотека Суворина отчётливо распадается на две части: собственно коллекционную, состоявшую из ценных и редких изданий, и рабочую, в которую входили издания его современников. При жизни Суворина вышло два каталога его библиотеки: «Русские книги, напечатанные за границей. Библиотека А.С. Суворина» (СПб., 1897; отпечатан в двух экземплярах) и «Catalogue des livres en langues etrangeres de la Bibliotheque de A.S. Souvorine» (СПб., 1906). После смерти были изданы ещё два – «Каталог русских книг библиотеки А.С. Суворина» (СПб., 1912-1913), в который наследники намеренно не включили некоторые ценные книги из коллекции, и «Rossica de la Bibliotheque de A.S. Souvorine» (Пг., 1914). По ним можно судить о составе библиотеки. Собрание хронологически охватывает три столетия, а по содержанию
разбивается на 18 разделов. Эти разделы: богословие, философия, педагогика, правоведение и политические науки, история, военные и морские науки, география, естественные науки, медицина, сельское хозяйство, технология, математика, языкознание, искусство, словесность, театр, справочные книги, периодические издания. Наибольшим наполнением отличались разделы по истории, словесности и театру. Достаточно поздно задавшись целью собрать русские книги и Россику, Суворин исполнил задуманное. Об этом, в частности, свидетельствует каталог раздела Rossica, вобравшего в себя около 3500 изданий.

В литературе нам попадались разные сведения о дальнейшем пути, ожидавшем суворинскую библиотеку после смерти владельца. Одна из версий опирается на заметку в «Известиях книжных магазинов Товарищества М.О. Вольф» за 1913 год, в которой сообщается: «Наследники А.С. Суворина пожертвовали московскому Историческому музею библиотеку покойного, состоящую из 25 000 томов с богатым театральным отделом. В Петербурге наследники предлагали библиотеку разным просветительным учреждениям, но те, ввиду ея громадности, от нея отказались». Тем не менее, часть библиотеки приобрёл
владелец петербургского магазина «Антиквариат» П.В. Губар. От него книги суворинской коллекции поступили в фонды РНБ. Но имеются и другие сведения. Согласно информации, изложенной в статье Л.Юниверга, библиотека Суворина после его смерти в течение нескольких лет хранилась в его квартире. В 1918 году она была национализирована и распределена между Российской Публичной библиотекой (нынешней РНБ), Русским музеем (книги по искусству) и Справочным отделом Комиссариата народного просвещения Северной области (энциклопедии и справочники в количестве 400 томов). Тут, впрочем, вновь возникает в истории суворинского собрания букинист и библиофил П.В. Губар, содействовавший этой передаче. Далее, из Публичной библиотеки в Петербурге дублетные экземпляры якобы были переданы в библиотеку ГИМ, откуда в 1938 году попали в ГПИБ. Обе версии в чём-то сходятся, однако бросается в глаза некая несообразность. Вряд ли в дублетные экземпляры стали бы включать издания во владельческих переплётах или книги с автографами – а таких изданий в фондах ГПИБ достаточно много. Однако при изучении собрания основная трудность заключается в том, что, в отличие от других коллекций, библиотека Суворина распылена и не имеет выделенного хранения. Таким образом, выявление экземпляров из этого собрания во многом является случайным.

В завершение нашего рассказа хочется дать некий обобщающий портрет Суворина. На наш взгляд, тут как нельзя лучше подходит характеристика, данная ему А.В. Амфитеатровым: «В каких бы моментах ни вспоминался мне Суворин – этот кипучий, газетный, злободневный человек, казалось бы, зубы съевший на житейской практике, неугомонный создатель громадных практических предприятий, необычайный умейник уживаться с нужными людьми, угадывать нужные моменты, и проч., и проч., — тем не менее он представляется мне, в конце концов… типическим русским мечтателем. Ему лишь… везло необыкновенное счастье не только строить воздушные замки, очередные планы которых вплывали в его капризную, ищущую, беспокойную фантазию, но и осуществлять их. Однако какого-то главного своего замка, ради которого он на свет родился и жил, он так-таки и не выстроил. Больше того: может быть, даже и плана его не видал и себе не представлял. И в этом-то было его смутное, беспокойное горе, и этим обусловливалось его неустойчивое метание от факта к факту, от взгляда к взгляду, от человека к человеку. Это был человек, сотканный из мечты…»

Что ж, если считать по замку на каждое крупное суворинское увлечение, то мы располагаем обломками четырёх; эти замки — газета «Новое время», книги суворинского издательства в фондах ГПИБ, «Журнал театра Литературно-Художественного общества» и часть суворинской коллекции. Не так уж мало, собственно говоря.

По материалам сайта gpib.livejournal.com

Страницы: 1 2 3

+